«Нефтегосударство» и авторитаризм Путина

С середины 2000-х гг. на Западе активно обсуждается возвращение России на авторитарный путь развития и возобновление «Холодной войны» при президенте Владимире Путине (2000–2008) (Lucas, 2008). Подобный поворот, как правило, рассматривается как результат личного влияния В. Путина, особенно в связи с тем, что он является выходцем из среды КГБ. В действительности, формирование политической надстройки современного российского общества и его внешняя политика являются закономерным результатом утвердившегося социально-экономического строя.

Согласно теории «гегемонии» Антонио Грамши, в основе механизма буржуазной демократии лежит компромисс правящего класса с остальными классами и социальными слоями населения. Он включает соблюдение определённых социально-экономических прав трудящихся и мелкобуржуазных кругов, подкуп интеллигенции и т.д. В этом смысл т.н. «государства всеобщего благосостояния». Именно это позволяет представлять интересы правящей элиты как якобы «общенациональные». Предпосылкой подобного социального компромисса является формирование классового самосознания буржуазии, ограничение интересов его отдельных представителей ради общеклассовых целей. Именно на этой почве возникает относительно независимое (от отдельных представителей имущего класса) буржуазно-демократическое государство (Miliband, 1977).

Утвердившийся в современной России капитализм крупных инсайдеров исключает формирование подобных предпосылок буржуазной демократии. Начать надо с того, что частная собственность опирается на инфраструктуру контроля, т.е. на внеэкономическое принуждение или насилие. Таким образом, частная собственность, как она реально сложилась в России в результате разложения советского строя и под влиянием Запада, стала основным институтом, закрепляющим нарушение прав человека, прежде всего прав трудящихся. Распределение национального дохода в обществе крупных инсайдеров основывается на силе капитала в его грубой, физической форме. С подобным режимом никак не совместима демократия даже в ограниченном виде. Именно поэтому основы авторитарного строя в современной России были заложены вовсе не В. Путиным, а восходят к проведению радикальных рыночных реформ начала 1990-х гг. Как известно, осуществление приватизации встретило сопротивление со стороны общества, что и выразилось в противостоянии Верховного Совета РСФСР и президента Бориса Ельцина в 1993 г. Осуществлявшая рыночные реформы либеральная власть пошла на антиконституционный переворот, сопровождавшийся расстрелом первого в современной истории страны законно избранного парламента (Рубби, 2004, с. 188–205).^[1] Этот акт неприкрытой гражданской войны был осуществлен при политической поддержке со стороны американской администрации.^[2] Результаты этой «победы» были закреплены буржуазной властью в авторитарной конституции, урезавшей права парламента и непропорционально расширявшей полномочия президента. Таким образом, В. Путин лишь воспользовался механизмом авторитаризма, уже созданным его предшественниками при поддержке Запада. Важно подчеркнуть, что сам этот механизм отражает объективный характер социально-классовых отношений, сложившихся в стране. Более того, российский капитализм обладает чертами, исключающими его эволюцию в буржуазно-демократическом направлении.

Как показано выше, в силу нестабильности инсайдерского контроля, российский крупный бизнес ориентирован на краткосрочный доход, а не на долгосрочный рост. Это препятствует осознанию российским имущим классом в целом своих общих долгосрочных интересов, таких как: модернизация экономики, социальная стабильность, достойное место на мировом рынке и т.д. Непрекращающиеся волны насильственного перераспределения собственности свидетельствуют о перманентной «войне всех против всех» в среде крупного бизнеса.^[3] По существу, российские крупные инсайдеры – это механическая сумма разобщённых, враждебных друг другу группировок. Такое положение не позволяет сложиться классовому самосознанию российской буржуазии в сколько-нибудь развитой форме. Раз нет общего интереса правящего класса, то не может быть и его компромисса с другими социальными слоями и группами. Социально-экономическая основа для «гегемонии» со стороны буржуазии отсутствует.

Нет и основы для образования относительно самостоятельного буржуазного государства. Принцип «равноудаленности власти от олигархов», провозглашённый президентом В. Путиным остаётся лишь фразой – ряд его друзей вошёл в «золотую сотню» Форбс по России, когда он стал во главе государства (Немцов и Милов, 2010, с. 6).^[4] Внешние элементы инфраструктуры контроля – «крыши» со стороны чиновников и лоббистские структуры – означают, что крупные функционеры государства фактически имеют двойную ответственность. Формально они должны подчиняться «вертикали власти», но фактически, они лояльны к группировкам крупных инсайдеров, в которые входят. Внешние элементы инфраструктуры контроля имеют решающее значение для удержания власти над предприятиями, но стоят очень дорого. Это означает, что взятка (на которой и основаны взаимосвязи с государством) представляет собой часть инвестиций российского крупного бизнеса. Она по существу превратилась в элемент кругооборота капитала. Поэтому нельзя победить коррупцию в России борьбой с отдельными «оборотнями».^[5]

Таким образом, в современной России наблюдается атомизированный имущий класс и фрагментированное государство. Сложившись в 1990-е гг., подобное положение, вкупе с развалом экономики и падением уровня жизни людей, фактически вело к анархическому распаду самой социальной ткани российского общества. Это наглядно проявилось в т.н. «параде суверенитетов», прокатившемся по России в 1990-е гг., когда о своей самостоятельности от центра – полной или частичной – объявляли правящие элиты не только многих национальных, но и чисто русских регионов. Все это диктовалось, в основном, стремлением захватить безраздельный контроль над «своими» ресурсами, осуществить раздел или передел собственности, т.е. стремлением присваивать инсайдерскую ренту. Именно этот стремительно нараставший вакуум власти и заполнил В. Путин, укрепляя режим своей личной власти.

Он провел административную реформу, укреплявшую контроль федеральных органов над исполнительной властью; отменил выборы глав регионов, заменив их назначением; повысил расходы на оборону, спецслужбы и милицию, которые были неоправданно занижены при прежнем президенте; заставил бежать из страны или посадил в тюрьму несколько зарвавшихся олигархов, предъявивших непомерные притязания на власть. Наибольшие дебаты вызвали действия В. Путина по установлению государственного контроля над рядом ведущих СМИ. Это, конечно, не укрепило свободу слова в стране. Однако необходимо отметить, что В. Путин «отнял» эти СМИ не у народа, а вытеснил контроль над ними тех самых олигархов, которые оспаривали его власть. Что бы ни думали об этом на Западе, но большинство россиян, включая автора данных строк, считают, что из двух зол – контроля государства и контроля, по существу, организованных преступных сообществ – первое является меньшим. В условиях отсутствия предпосылок буржуазной демократии и сколько-нибудь значимых движений социального протеста авторитаризм В. Путина сумел задержать анархический распад страны. Именно этим и объясняется феноменальная популярность этого политика на Родине. Но это достижение лишь относительное и временное.

Главное состоит в том, что реформы В. Путина не затронули основы общественного строя, сложившегося в стране. Американский эксперт по России Маршалл Голдман удачно назвал современную Россию «нефтегосударством» (Goldman, 2008). Действительно, относительная политическая и социальная стабилизация нашего общества в 2000-е гг. покоится в основном на перераспределении доходов от нефти, цены на которую большую часть десятилетия держались на невиданной высоте. Именно это позволило увеличить расходы на оборону, содержание госаппарата, здравоохранение и образование. Дотации некоторым регионам, на расхищение которых Москва смотрит сквозь пальцы, позволили купить лояльность местных элит. Однако все эти меры не решают проблем страны, а лишь временно сглаживают их, поскольку не затрагивают основ нежизнеспособного общественного строя. Более того, частичная стабилизация политической и социальной сферы укрепляет режим крупных инсайдеров. Они продолжают беспрепятственно присваивать ренту, вывозя её львиную долю на Запад. В таких условиях широковещательные программы руководства страны типа «Россия 2020», обещания обеспечить модернизацию и инновации являются не более чем политической рекламой. Ведь ресурсы страны остаются в частных руках, а собственники ориентированы, как показано выше, на краткосрочную ренту.

В 2008 г. В. Путин формально уступил президентское кресло своему протеже – Дмитрию Медведеву, став премьер-министром страны. По широко распространенному мнению, опытный политик собирается вернуться на свой пост в 2012 г. Путин продолжил приватизацию государственных активов. Так было продано частным инвесторам РАО Единая Энергетическая Система (ЕЭС), что было, вероятно, одним из крупнейших актов приватизации в мировой истории. Это было сделано в интересах определенных деловых кругов.^[6] Одновременно Путин провел национализацию ряда предприятий, создав государственные корпорации с крайне непрозрачной системой финансов. Есть сведения, что эти структуры экономически неэффективны, но из них происходит активный вывод активов (Овян и др., 2009). С другой стороны, нынешний президент РФ Д. Медведев начал амбициозный проект создания «русской Силиконовой долины» в Сколково, призванной повернуть страну на рельсы инновационного развития. Специалисты высказывают большие сомнения в осуществимости и целесообразности этого дорогостоящего плана, во главе которого поставлен Виктор Вексельберг – один и крупнейших инсайдеров страны, активно расхищавший активы подконтрольных компаний (Цаголов, 2010, с. 428–438). Вероятнее всего два ведущих политика современной России готовятся к борьбе на грядущих выборах, стремясь заручиться поддержкой крупного капитала. Она покупается предоставлением дополнительных возможностей присвоения инсайдерской ренты.

Таким образом, главным фактором, определившим авторитарную форму российского капитализма, является социально-экономическая природа этого общественного строя, а не личностные особенности В. Путина.