Государство и "влиятельные инсайдеры"

На мой взгляд, но не с точки зрения Дзарасова, отношения между российским государством и «влиятельными инсайдерами» качественно изменились в 2000-е гг. В течение 1990-х гг. государство клонилось к упадку. Оно оставило даже попытки собирать налоги, достаточные для формирования бюджета, уступило формальную монополию на применение вооруженной силы криминальным группировкам и испытало унизительное поражение в Чечне в 1996 г., когда, по-существу, произошел отказ от принципа территориальной целостности России. Можно спорить о том, была ли нефтяная отрасль – сравнимая по объему выпуска с соответствующим производством Саудовской Аравии – передана государством т.н. «олигархам» (политически влиятельным предпринимателям), или «олигархи», по-существу, захватили государство и украли нефтяную отрасль. В любом случае, государство потеряло контроль над наиболее важным сектором экономики.

В 2000-е гг., на фоне роста цен на нефть, ситуация изменилась противоположным образом во многих отношениях. Как только Путин был назначен премьер-министром, Чечня была возвращена под российский контроль военным путем, с жестокостью, соответствующей в последнем десятилетии только американо-британскому вторжению в Ирак. Затем были пересмотрены отношения между государством и частным бизнесом. Борис Березовский, вероятно, самый политически влиятельный олигарх, был выслан из страны. По «делу ЮКОСа» собственник крупнейшей нефтяной компании был брошен в тюрьму, а его активы возвращены в руки государства. Другие «влиятельные инсайдеры» поняли намек, и большинство из них стало платить гораздо больше налогов. В 2004 г. удалось собрать в казну на две трети больше средств из нефтяной отрасли, чем в 2003 г., т.е. в том году, когда был арестован Президент ЮКОСа Михаил Ходорковский. Усилия Путина по централизации управления государством также привели к резкому перераспределению фондов из региональных бюджетов в федеральную казну.^[1] Дзарасов указывает, что цены на энергоносители быстро росли, но собственники крупных российских компаний делились с государством только частью возросших доходов. Верно. Однако, с моей точки зрения, важным является то, что в то время как российское государство все еще не подошло даже близко к уровню контроля над нефтяной отраслью своих «коллег», таких как Саудовская Аравия или Кувейт, оно все же преодолело состояние 1990-х гг. близкое к дезинтеграции. Дзарасов утверждает, что в путинской России отсутствуют сами «основы для образования относительно самостоятельного буржуазного государства». Я же убеждён, напротив, в том, что деятельность правительства в 2000–2005 гг. заложила довольно прочные основы подобной самостоятельности.

Дзарасов полагает, что при Путине только лица некоторых «крупных инсайдеров» изменились – в особенности тех, которые сумели приблизиться к Путину – но сама система, в значительной мере, осталась нетронутой, и государство оказалось повязано с ней еще сильнее. Так он считает «дело ЮКОСа» «лишь частным случаем более масштабной тенденции укрепления государственной бюрократии в среде крупных инсайдеров и перераспределения инсайдерской ренты в ее пользу». Он утверждает, что «внешние элементы инфраструктуры контроля [капитала крупных инсайдеров]», т.е. «бюрократы, действующие в качестве “крыши” [защищающие интересы частного бизнеса] и лоббистские структуры», придают чиновникам двойственную ответственность: (а) формальное подчинение «вертикали власти» и (б) на практике «они лояльны к группировкам крупных инсайдеров».

Я думаю, что это недооценка изменений, произошедших в отношениях между государством и частным капиталом в путинской России. Хотя новая группа «олигархов» действительно поднялась благодаря дружбе с Путиным, но это только один феномен в гораздо более сложной картине. Государство не оставалось просто игрушкой в руках «могущественных инсайдеров» или прямым инструментом их контроля. Относительно финансовой и денежной политики Дзарасов сообщает только, что «вывод ренты с предприятий» и её накопление за рубежом означает, что «налоговые стимулы и денежная политика теряют свою эффективность». Это слишком односторонняя картина. В начале 2000-х гг. комбинация роста цен на нефть и более эффективной, централизованной системы налогообложения сделала возможным проведение более осмысленной фискальной политики впервые после краха Советского Союза. Похожим образом, девальвация рубля в 1998 г. покончила с периодом, в котором руководство денежной политикой России, по – существу, было передано Международному Валютному Фонду; десятилетием позже рубль стал конвертируемым. Изменения в банковском секторе также предполагают, что государство двинулось вперед по сравнению с 1990-ми гг. Хотя Центральный Банк РФ и оставался слабым в 2000-е гг., однако он оказался способен содействовать формированию, по меньшей мере, зачатков истинной банковской системы, т.е. привлечению вкладов и кредитованию промышленности – чему-то, чем олигархическим «банкам» 1990-х гг. (осуществлявшим в основном казначейские операции по обслуживанию личных состояний олигархов и являвшимся инструментом для спекулятивных атак на российское государство) так и не хватило времени заняться.